Одиночество - как наркотик: сначала так прекрасно, потом так больно.
Итак... отчет о сегодняшней поездке. На кладбище.
Вэн с трудом сполз с хайвэя на проселочную дорогу, и я проснулась от тряски. Получасовая дорога по равнине, заключенной в кольцо горной цепи, показалась мне более чем мучительной пыткой. Солнце расплавленной монетой катилось в каньон, облизывая последними медовыми лучами кусты перекати-поля. Мы въехали в импровизированные ворота и остановились посреди кладбища.
Я всей душой не люблю американские кладбища. Ни крестов, ни оградок, ни того совершенно уникального ощущения, которое бывает, когда идешь между могил. Серые плиты, утопшие в пожелтевшем, не все еще подстриженном газоне. Кое-где - нечто похожее на памятники, украшенные всякой рождественской дребеденью. Мы вытащили из багажника маленькую живую елку и подошли к одному из надгробий. На нем значилось "Anna and Tanner Bakers".
Холодно, несмотря на отсутствие снега, и пальцы, пытающиеся нацепить шар на обледенелую ветку, почти ничего не чувствуют. Натянув капюшон и закутавшись в шарф, оглядываюсь вокруг. Солнце скрылось за склоном, и на небе уже обозначилась звездная сыпь. Равнина, похожая даже чем-то на родную башкирскую степь, погружена в синеватый полумрак. Темные силуэты надгробных плит посреди пустого поля, как чумные пятна на теле обреченного. А они наряжают елку и напевают "Джингл Бенц", в три голоса, вслух. Я бывала на кладбищах, и, каюсь, делала там не вполне приличные вещи, но петь... Этого даже мне не приходилось.
Наконец-то можно возвращаться в лимонное тепло машины. Я последний раз оглядываюсь на разряженную могилку; порыв ледяного ветра заставляет меня забиться в истерическом кашле. Ель машет нам вслед колючими лапами и звенит нацепленными колокольчиками. Неясный звон посреди ледяного молчания.
Марго теряет выдержку.
Одинокая слеза медленно катится по щеке, сначала горячая, а через секунду уже ледяная.
Можно списать на ветер.
Вэн с трудом сполз с хайвэя на проселочную дорогу, и я проснулась от тряски. Получасовая дорога по равнине, заключенной в кольцо горной цепи, показалась мне более чем мучительной пыткой. Солнце расплавленной монетой катилось в каньон, облизывая последними медовыми лучами кусты перекати-поля. Мы въехали в импровизированные ворота и остановились посреди кладбища.
Я всей душой не люблю американские кладбища. Ни крестов, ни оградок, ни того совершенно уникального ощущения, которое бывает, когда идешь между могил. Серые плиты, утопшие в пожелтевшем, не все еще подстриженном газоне. Кое-где - нечто похожее на памятники, украшенные всякой рождественской дребеденью. Мы вытащили из багажника маленькую живую елку и подошли к одному из надгробий. На нем значилось "Anna and Tanner Bakers".
Холодно, несмотря на отсутствие снега, и пальцы, пытающиеся нацепить шар на обледенелую ветку, почти ничего не чувствуют. Натянув капюшон и закутавшись в шарф, оглядываюсь вокруг. Солнце скрылось за склоном, и на небе уже обозначилась звездная сыпь. Равнина, похожая даже чем-то на родную башкирскую степь, погружена в синеватый полумрак. Темные силуэты надгробных плит посреди пустого поля, как чумные пятна на теле обреченного. А они наряжают елку и напевают "Джингл Бенц", в три голоса, вслух. Я бывала на кладбищах, и, каюсь, делала там не вполне приличные вещи, но петь... Этого даже мне не приходилось.
Наконец-то можно возвращаться в лимонное тепло машины. Я последний раз оглядываюсь на разряженную могилку; порыв ледяного ветра заставляет меня забиться в истерическом кашле. Ель машет нам вслед колючими лапами и звенит нацепленными колокольчиками. Неясный звон посреди ледяного молчания.
Марго теряет выдержку.
Одинокая слеза медленно катится по щеке, сначала горячая, а через секунду уже ледяная.
Можно списать на ветер.
-
-
06.12.2009 в 22:59-
-
06.12.2009 в 23:52-
-
06.12.2009 в 23:55